Виталий Пацюков: арт-территория как свободная интегральная художественная структура
Мы взглянем на это, как на непрерывное превращениематериально-поэтического субстрата, сохраняющего свое единство и стремящегося проникнуть внутрь самого себя.
Осип Мандельштам
Одной из задач творческого метода Александра Корноухова и, более того, его пластической философии является визуализация мыслительного процесса. Фактически, артефакты художника формируют наглядность и вещественность его художественной мысли, знаменуя переход от поэтического в предметное. Визуальной метафорой этого процесса, его моделью становится образность «строения» нашей реальности, его атомарного, физико-химического «вещества». В этих координатах знаковой системой художественного объекта, его образности становится живая клетка, формирующая кристалл структуры. Соответственно сама арт-территория, ее глубина определяется границами, их соединениями первоэлементов творческого мироздания – камня, глины, смолы и даже бетона. В этом пространстве все оказывается равноценным как естественный организм, где каждая клетка существенна и личностна. В связи с этим ослабляется феномен иерархии, значимость главного и второстепенного, каждый элемент обладает суверенностью и вместе с тем, выстраивает единую ткань художественной материи - исчезает фон, отсутствует деление на планы, размываются оппозиции верха и низа. Композиция в этих координатах рождается из взаимопротивоборствующих «линий силы», которые объединяют динамику взаимоперехода одних форм в другие в пограничных и перекрестных областях. Сближенные друг с другом пространственные события создают переживания многослойности и бесконечности развернутой перед зрителем материи, которая, позволяя переживать ее тактильность, одновременно призывает войти в ее глубины, раскрывая новые горизонты пространственного чувства.
Здесь возникает вопрос, что же становится сюжетом этих форм, помимо «сюжета» изменения, роста, превращения, эволюции и других внутрикачественных состояний – сюжетом в традиционном историко-философском плане? Сюжет возникает как непрерывное и многофазовое «событие», осуществленное самим художником развитие его внутрикачественных состояний в нужном русле, чтобы наш глаз осознал проступание таинственно-мерцающего внутреннего образа – фрагмент пейзажа, человеческий лик или явленность сакральной драматургии. Этот образ живет в своей процессуальной природе – от исходной точки, от замысла до полноты завершенности, пульсируя в цикле между новыми рождениями в преображенном согласии.
Артефакты Александра Корноухова всегда обозначают уникальное целостное, существующее в живой протяженности, так как в его строении присутствует исток, начало события и время его протекания до его завершающей фазы. Вместе с тем, художник своим личным присутствием, пребыванием в пластических измерениях и, одновременно, рефлексией исследует время перехода как критическую фазу протекания события, высвечивая сам механизм качественного скачка, преображения отдельного суверенного в одухотворенную органику целого. Самодостаточность рожденного художественного пространства и ее очевидная фрагментарность, децентричность не противоречивы, так как, следуя позиции художника, этот творческий диалог постоянно находится в необходимом диалектическом единстве части и целого, длящегося и конечного, движущегося и статичного, всегда указывая на сокрытую цель. Все формы как бы накладываются друг на друга, пронизывая друг друга, органически переживая состоянии взаимоперехода, пограниченного сдвига, так что любая конкретизация границы оборачивается постоянной амбивалентностью – одновремнным рассеиванием и сжатием, напряженной концентрацией и текучестью. Именно вследствие этого мерцания полюсов – между «покоем» и «взволнованностью» – структурируется драматургия сюжета, содержание - время, в его интегральном творческом качестве. Время как животворная творческая волна сопротивляется забвению памяти, но в этом же процессе открываются и визуальные парадоксы Александра Корноухова. В одном и том же пространстве «события» мы наблюдаем материю, ее структуру, ее «клетчатку» и с другой точки – ее дематериализацию, где вещественность артефакта очищает свои первоформы, раскрываясь кристаллом, наномолекулой. В связи с этим в визуальной философии Александра Корноухова возникает особый художественный понятийный аппарат, выстраивающий творческую логику не в системе «или то или другое», а в новой образности - «и то и другое одновременно».
В этой принципиально новой арт-территории оппозиции раскрываются как гармонические пары, проясняющие друг друга: органическая-неорганическая, живое-мертвое, фигуративное-абстрактное, созидающее-аннигилирующее, концентрация-децентрализация, однозначность-неоднозначность, фрагментарность-целостность, материальное-идеальное рождаясь в полноте одухотворенности.
Многомерные конструкции Александра Корноухова выстраиваются по принципу самоподобия, формирую непрерывный процесс, близкий к развитию кристалла. В этой технологии совершенно отчётливо проявляется феноменальность фрактальной геометрии. Ячейки в фрактальной стратегии, рассмотренные как бесконечно дробные единицы, образуют множество, обладающее удивительными свойствами. Повторяясь, они моделируют сложные динамические системы, сближаясь с развивающимися нелинейными природными формами, такими, например, как строение снежинки. В реальности пластические образования художника способны в своих контурах приближаться к структурам, совсем недавно не подчинявшимся моделированию. Они обладают возможностью описывать парадоксальную геометрию кроны дерева, силуэта плывущего облака или нелинейное, изрезанное морское побережье. Меняя метрику, множества Александра Корноухова движутся к бесконечности, завершаясь, как говорил Павел Флоренский «именем собственным» - или, напротив, открывают зоны молчания и тайны. Визуализируясь, эти не имеющие постоянных границ пространства, уплотняются, сдвигаются в вертикали, меняя свои уровни, или приходят к разрежению, варьируясь не только в своих масштабах, но и в своей оптике, никогда не теряя равновесия в системе координат. Образность разновеликих состояний в этом процессе в каждом случае манифестирует скорость их изменений, на чём настаивает пионер фрактальной геометрии, математик и программист Бенуа Мандельброт. Александр Корноухов, используя вариативность его теории, в своих творческих интуициях переживает драматургию непрерывной эволюции, ту подвижность, которая фактически не подчиняется традиционным методам – она исходит из операции, из маршрута самого процесса, постоянно оставаясь в фазе продолжения, в фазе будущего,
Дантевская образность кристалла, как символ, как художественная программа открывает в искусстве Александра Корноухова, не только новые эстетические возможности в пространстве культуры, но и этические принципы, приводящие в гармонию архитектонику рождающихся общественных структур. Формируя выставочные зоны, визуальная мифология Александра Корноухова, свободно пересекая границы художественного и социального, обладает возможностью сосредотачиваться в любых измерениях.
Виталий Пацюков
